«Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории - Коллектив авторов
Интересный взгляд на цыган продемонстрировал Е.Р. Романов в обзоре Витебской губернии. Он считал нецелесообразным политику осаждения цыган: «…натуральных кочевников, перенесших 800 лет гонений, нельзя сразу сделать земледельцами. История показывает нам, что переход человека с одной стадии развития к другой требует длительных периодов…»[580]. Далее он делает еще более либеральный вывод, который даже сегодня не разделяют все современники: «…по отношению к этому народу мы неправы. Совершенно не зная и не стремясь понять эту нацию, на основании единичных фактов, мы решили, что они воры, лжецы, привыкли видеть только плохие их стороны, игнорируя хорошие, и напоследок совершенно отвернулись от этого, не без способностей племени. Понятно, что они платят нам той самой монетой…»[581]. Автор считает, что традиции цыган исчезают, язык сильно русифицирован (по его подсчетам – на пятую часть).
К.Т. Аникиевич, описывая цыган Сенненского въезда, также уже лишен этнических стереотипов: «при барышничестве цыгане проявляют незаурядную находчивость, иногда обманывая, что однако характерно не только для цыган, а для всех барышников…»[582]. Автор подчеркивает, что местные крестьяне снисходительно относятся к цыганам, приговаривая «Цыган не поган, только тело закоптело»[583]. Он отмечал, что происходила постепенная метисация цыган через смешанные браки, а также исчезала традиционная одежда.
В 1911 г. известный этнограф А.К. Сержпутовский в сборнике сказок белорусов-полешуков напечатал несколько из них про цыган («Цыган», «Мужик и цыган»), в которых белорусы также метко подчеркивали их склонность к обманам и хитрости [584]. Таким образом, даже цыгане, носители экзотической для белорусов-земледельцев культуры кочевников, со временем начинали восприниматься как традиционный элемент этнической картины местного мира, однако все равно инструментально использовались для определения нормы и аномии.
Еще одним этническим меньшинством, которое привлекало к себе внимание культурной экзотичностью были татары. В отличии от евреев и цыган, татары рассматривались и описывались исключительно в позитивных тонах. Одним из первых дал их описание в своих путевых заметках П.М. Шпилевский. Он описывает их в Кобрине, Клецке, Мире, Минске. Всегда определяет их внешний вид, занятия овощеводством (с невероятными достижениями в этой сфере), обработкой кож, торговлей, коневодством. Шпилевский уже в середине XIX в. отмечал, что мужчины, в отличии от женщин, утратили национальный костюм[585]. В. Сырокомля в описаниях своих путешествий довольно подробно дает характеристики татарам. В одной из его работ находится содержательный исторический очерк татар в период Великого княжества Литовского и Речи Посполитой[586]. В другой своей книге он кратко передает основную тенденцию, отмеченную им у татар – культурное и физическое приспособление к белорусской культуре[587]. Некоторое внимание татарам уделил в своих этнографических работах М.А. Дмитриев[588]. Он записал предание о культе Коитусе, татарском юноше, которого считали святым[589]. А. Киркор дал небольшой обзор татар в «Живописной России», пересказав общие, широко известные сведения о них – мусульмане, расселились по приглашению властей, огородники и коневоды[590].
Не меньшее внимание заслужили у этнографов и краеведов латыши и литовцы. Одним из первых описывал латышей Н. Анимелле. Он указывал, что они живут на севере и отличаются от белорусов как внешним видом, так и языком, занятиями[591]. М. Без-Корнилович также кратко вспоминает латышей, выделяет среди них более развитых и цивилизованных, и лесных, которые еще сохранили традиционный быт[592]. Он не уточнял конкретное место их проживания, опираясь на общие слова – «возле Лифляндской границы». В работе А. Сементовского довольно большой раздел был посвящен литовцам, латышам и эстам (эстонцам). Исторические очерки по большому счету носят фантастический характер. Интересные мысли автора о ментальности каждой этнической группы: литовцем он считает более воинственными, латышей-умеренными и более разумными, а эстов – упорными[593]. В разделе приведены фотографии латыша и латышки[594]. А. Киркор признался, что очень трудно определить границу между белорусами и литовцами. Однако описания культурного своеобразия литовцев не сделал[595]. Отдельную специальную работу культуры латышей посвятил Э.А. Вольтер[596].
Он дал подробное описание традиционной культуры латышей Витебской губернии[597].
Е.Р. Романов интересно разделил литовцев, эстов (эстонцев) и латышей, рассматривая первых двух как пришлые народы, а последних – как коренных жителей. Причем никаких аргументов в пользу своей позиции он не предоставил. Характеристики литовцам и эстам он дал короткие и очень общие. Латыши заслужили большего внимания. Е.Р. Романов интересно заметил, что язык латышей полон славянизмов и его легко понять образованному человеку[598]. Значительный объём текста он посвятил определению территории проживания латышей, однако приводя разных авторов, написал об этом тяжело для восприятия. Культуру латышей почти не затрагивал, отмечая, что они были земледельцами, а женщины занимались ткачеством[599].
Поляки на белорусских землях этнографами и краеведами почти не рассматривались. В XIX в. эта тема была сильно политизирована. Однако с конца 1870-х гг. вопрос начал снова подниматься. Отдельный небольшой раздел посвятил полякам А. Сементовский, описывая их как ополяченных белорусов, даже и среди шляхты. В разделе им представлена фотография Н. Кустинского поляков в трактире[600].
Е.Р. Романов в «Очерках Витебской губернии» подчеркивал, что «определение поляков в губернии является болезненным местом»[601]. Он выступил против подхода к определению поляков через католичество или польский язык.
Немецкая общность на белорусских землях осталась на периферии интересов этнографов и краеведов. Несколько слов они заслужили от Е.Р. Романова, который связал их распространение со строительством железных дорог и скупкой после восстания 1863 г. изъятых поместий[602]. К.Т. Аникиевич также подчеркивал позднюю миграцию немцев на белорусские земли и лютеранский характер их религии [603].
Таким образом, можно сделать следующие выводы. Специальных работ, посвященных или отдельному этническому меньшинству или всем вместе белорусская этнография XIX – начала XX в. не дождалась. Тема этнических меньшинств оставалась периферийной и носила случайный характер. Фактически первыми специальными работами о конкретных этнических меньшинствах стали работы уже исследователей послереволюционного периода: поэта 3. Бядули «Жиды на Беларуси»(1918)[604], историка Я. Гембицкого «К вопросу о социально-экономическом состоянии белорусских татар в средневековье»(1929)[605] и этнографа М. Петюкевича «Архаичные (примитивные) черты в народной культуре старообрядцев Браславского уезда» (1938)[606], Д. Довгялы о цыганах (1926)[607] и небольшой газетный опус о всех крупных меньшинствах этнографа И. Сербова (1926)[608]. В процессе реализации советской политики белорусизации и коренизации при Академии наук БССР в 1935 г. был создан Институт национальных меньшинств[609]. Однако его работа была быстра свернута, а институт
